Как мы уже сказали (см. “Референдум: когда, за что и против чего?”, “Время” от 18.7.2024 г.), референдум — это не про АЭС и даже не про электроэнергетику. Это выбор дальнейшей социально-экономической и геополитической судьбы Казахстана. И вот почему.

Смотрите: от референдума до ввода первого блока Балхашской АЭС 1200 МВт пройдёт, если все пойдет быстро-быстро, лет десять. А ведь уже прошлой зимой дефицит мощности казахстанской энергосистемы, покрываемый из России, составлял стандартные 1500 МВт, а в отдельные вечера доходило до 2500 МВт. То есть вся будущая прибавка атомной генерации ещё прошлой зимой была, извините, съедена. Стандартный прирост нагрузок последние годы — по полтысячи мегаватт. А через 10 лет набежит дополнительно минимум 5 ГВт, тогда как вся Балхашская АЭС — это 1,2 х 2 = 2,4 ГВт. То есть к 2035 году потребуется уже вторая очередь атомной станции, и то не хватит.

К тому же братская (по двойному тарифу) помощь от РАО “ЕЭС” дотягивается не южнее Караганды. До Алматы и далее пропускная способность ЛЭП-500 уже исчерпана, поскольку нет опорной электростанции на Балхаше. А её не будет ещё лет десять. При этом генерация в Южной энергозоне покрывает только половину потребностей, и уже прошлой зимой нам приходилось прибегать к ограничениям пока только на внешнем контуре.

На ближайшую зиму мы будем стандартно иметь ежевечерний дефицит генерации, превышающий мощность всей будущей Балхашской АЭС, а конкретно — на юге нам светят прямые ограничения промышленных потребителей. И хорошо, если не дойдет до веерных отключений. Заметьте, это при условии отсутствия аварий на станциях и в сетях.

Не хочется пугать, но в этом смысле у нас все впереди, поскольку перспективу наращивания сетевых мощностей KEGOC упустил как минимум года на три, а “Самрук-Энерго” на не меньший срок упустил ввод необходимой генерации.

А что касается их общей “мамы” “Самрук-Казыны”, то там перспектива упущена на все годы вперед. В смысле в фонде национального благосостояния (ФНБ) ничего не смогут сказать нам о практическом наборе мощностей к 2030 и 2035 годам, потребных затратах и соответствующих тарифах, поскольку сами не знают.

А если кому-то показалось, что напугал достаточно, скажу: главные страхи ещё впереди, хотя они уже сейчас заложены на годы вперед — и заложены политикой правительства, реализуемой через ФНБ “Сам­рук-Казына”. Это политика “тариф в обмен на инвестиции”, и под неё уже подписаны контракты и соглашения с китайскими и российскими, французскими и арабскими инвесторами и банками-кредиторами.

Результатом мы будем иметь непрерывный (в такт непрерывному наращиванию проблем износа и дефицита мощностей) рост тарифов, загоняющий в тупик не только электроэнергетическую отрасль, но и всю социально-экономическую ситуацию в стране.

Да, подписанные на саммите ШОС решения по газовому реверсу позволяют радикально упростить и ускорить генерацию на юге, но уже упущенное догнать очень трудно.

Опять-таки не с целью напугать скажу, что уже началось и что будет с энергетикой через 10-15 лет. Ровно то же, что и со всей экономикой Казахстана четверть века назад: деиндустриализация и десоциализация. Электроснабжение останется доступным для промышленности, работающей на сырьевой экспорт, и для других потребителей, связанных с вывозной экономикой. Для остальных работающих на внутренний рынок производств и для населения услуги энергоснабжения (как и ЖКХ в целом) будут все более смещаться в сферу элитного потребления, естественно, сжимаемого растущей дороговизной.

Почему в электроэнергетике это начинается только сейчас? Элементарно из-за проседания нагрузок все 1990-е и нулевые годы, позволившего эксплуатировать доставшиеся в наследство энергосистему и ЖКХ в чисто эксплуатационном режиме. Соответственно, как в организме отмирают ненужные функции, так в Казахстане захирели и отпали организации и специалисты в области нормирования и аудирования текущей деятельности, обследования состояния электростанций и сетей на предмет обновления и расширения, проектные и строительно-монтажные организации.

Регулирование тарифов стало предельно простым, то есть по высчитываемой доле в заданном коридоре инфляции, вне проблем самой энергетики. Соответственно, столь упрощенную функцию передали Министерству национальной экономики. Сами же электростанции и сети — все не отданные в частные руки — завели под бессмысленную “Самрук-Казыну”.

Министерство энергетики стало подобно жарко горящему очагу на холсте в каморке папы Карло. А скрываемой за холс­том дверью и золотым ключиком в царство изобилия завладели местный Карабас на пару с Дуремаром. Не мучайтесь с переносом сказочных персонажей в нашу действительность: электроэнергетика элементарно стала кормушкой.

А теперь главный страх: отмерли не только структуры и кадры развития, в руководящих головах атрофировалось само понимание, как это делается, подменившись разрушительной химерой, что развитие инфраструктуры можно осуществлять за счёт роста стоимости её услуг, внешних кредитов, чужих подрядчиков и изготавливаемого не в собственном промышленном комплексе оборудования.

И да, так тоже можно и так во многих странах и делается. А именно в странах третьего мира, ныне политкорректно переименованных в “развивающиеся”, в которых электричество, как мы уже сказали, доступно лишь той части национальной экономики, которая интересна внешнему рынку, и лишь верхним слоям населения.

Напомним, что ГОЭЛРО (государственный план электрификации большевистской России, от которого и пошло все нами унаследованное) предусмат­ривал помимо строительства электростанций и сетей автомобильные и железные дороги, карьеры и шахты, машиностроительные, химические и прочие промышленные комплексы по всей размеченной территории.

Электроэнергетика, да, соз­давалась для обеспечения развития промышленности, но и сама она была продукцией национального машиностроительного и строительно-монтажного комплекса. И только в такой совокупности обеспечивается повсеместная доступность электричества и вообще современный образ жизни не для избранных, а для всех граж­дан.

Стоит напомнить нашим рыночникам, что и в образцовых для них странах Запада энергетика, где с большим, где с меньшим плановым началом, создавалась таким образом: на базе национального или кооперированного машиностроения. И все сколько-нибудь вменяемые правительства стараются проводить тарифную политику, обеспечивающую достаточные эксплуатационные затраты, при внетарифном инвестировании развития. Кое-кто даже спонсирует тарифы через бюджет, и с такой протекцией пытается бороться ВТО.

Да, на Западе применяются схемы инвестирования инфраструктуры на основе коммерческой выгоды, но в нашу экономическую модель соответствующая платежеспособность потребителей попросту не заложена. Сколько ни повышай тариф, необходимых энергетике денег в экономике просто нет. Подъём тарифа — это сжатие рынка.

А кто с этим не согласен и приводит в доказательство современную Европу, да, это тоже крайне полезный поучительный образец — образец собственноручного подрыва промышленности и удорожания стоимости жизни населения в результате совершения всех, какие только можно было им присоветовать, глупостей от озеленения энергетики до перевода оптового и розничного рынков сбыта на конкурентную основу.

Выводы для нас. Дополнение энергетики атомом, разумеется, необходимо. Чем быстрее и больше, тем лучше. Однако договариваться надо на наших условиях и с таким партнёром, который вместе с АЭС будет строить у нас два-три совместных энергомашиностроительных комплекса с расчетом на Казахстан и международные поставки. А из такой постановки вопроса вытекает и наше собственное геополитическое само­определение.

Самое главное: референдум референдумом, а никто за нас не решит назревшие вопросы структуры управления, тарифной и инвестиционной политики в энергетике.

Пётр СВОИК, коллаж Владимира КАДЫРБАЕВА, Алматы