Когда речь заходит о цифровизации, в первую очередь вспоминаются удобства повседневной жизни, высокие позиции в международных рейтингах и попытки оцифровать очередную отрасль. Но есть и другие, скрытые эффекты, о которых говорят намного меньше, и касаются они фундаментальных сдвигов в МСБ. Их полноценное описание требует обращения к новой институциональной экономике.
Если расщеплять ВВП до конца, то он превратится в гигантское количество трансакций, то есть обменов правами. Наиболее яркие примеры B2C – покупка хлеба в магазине, заказ такси или вызов плотника на дом. Но трансакции есть и внутри бизнеса, например, заключение трудового договора или аренда помещения. Из длинных, запутанных и сложных цепочек трансакций состоит вся экономика.
Институциональные экономисты, такие как Дуглас Норт (лауреат Нобелевской премии 1993 года), утверждают, что чем быстрее и эффективнее осуществляются трансакции, тем выше доходы граждан. Логика этого тезиса в следующем. Доходы – это просто поток денег и ресурсов, приобретённых за определенный промежуток времени (зарплата за месяц, прибыль за год). Говоря «производительность», мы часто концентрируемся на выхлопе (кол-во продукта, ВДС) за фиксированное время, забывая про скорость.
При этом мир усложняется. Для создания современных продуктов и услуг приходится ежедневно взаимодействовать с разными людьми по большому количеству вопросов. Требуется кооперация миллионов, причём она должна осуществляться гладко, чтобы не тормозить скорость сделок.
Большое количество информации, которую нужно перерабатывать, и постоянное соприкосновение с незнакомцами (а не родственниками, соседями и друзьями) создают неопределенности, а значит и риски. Во-первых, мы ограниченно рациональны. Наш мозг — не суперкомпьютер. Мы не можем моментально просканировать среду и просчитать каждое будущее событие.
Во-вторых, мы не ангелы, нам присущ оппортунизм – желание поиметь для себя за счёт других. Продавец автомобиля скрывает его истинное состояние. Работник преувеличивает свои квалификации, чтобы получать большую зарплату. Коварство, обман и сокрытие информации могут быть выгодными – этот факт увеличивает неопределенность и усложняет трансакции ещё больше.
При очень высоких неопределенностях безопаснее ничего не делать, поэтому экономики остаются в примитивных состояниях. Чтобы её пересилить, каждый вынужден был бы тратить много личного времени – проверять всю подноготную контрагента, расспрашивать знакомых, долго и скрупулезно формулировать условия договоров и т. д. Суммарно, это гигантские человеко-часы, которые сокращают время для того, чтобы просто жить и заниматься основным делом.
Такие издержки называются трансакционными. Они бывают трёх видов: измерение, переговоры и правоприменение.
Издержки измерения — это затраты на поиск информации про рынок (цены, качество, иные характеристики, поставщики, их репутация, условия и т. д.). Чем специфичнее или дороже товар или услуга, тем больше информации нужно, тем дольше процесс.
Издержки на переговоры — это затраты на определение условий и сроков выполнения, прав и обязанностей при неожиданных изменениях и не проговорённых ситуациях, и других характеристик обмена. Сюда же входят затраты на убеждение, задабривание, построения доверия и т. д. Сложные трансакции могут требовать целой команды узконаправленных специалистов (оценщики, юристы, аудиторы, т. д.).
Издержки правоприменения — затраты после заключение договора, на принуждение к исполнению в полной форме и защиту прав собственности.
Чтобы обойти эти издержки люди и предприятия готовы выделять денежные ресурсы. Именно на них строится бизнес таких отраслей, как торговля, финансы, операции с недвижимостью, профессиональные услуги. Именно для этого существует административно-управленческий персонал в компаниях. Именно для этого есть государственные институты в виде судов и полиции, которые финансируются из налогов граждан.
В условиях Казахстана трансакционные издержки ещё выше. Фундаментальные сложности, которые сопровождают обмен, накладываются на непростые местные условия. Во-первых, у нас самая низкая плотность населения в мире (по пахотной земле). Населённые пункты и города разделены большими расстояниями, а это влияет не только на транспортировку, но и бизнес-контакты. Во-вторых, у страны разный этнолингвистический портрет, причём он концентрируется по регионам.
Все это кратно сокращает вероятность взаимной торговли и обмена в любой форме. Экономика страны превращается во множество не связанных друг с другом «колодцев». Данное явление может быть описано, как «вялый рынок», с ограниченным количеством покупателей и поставщиков, даже базовых товаров. Маленький размер этих рынков не позволяет достичь «эффекта масштаба», поэтому они имеют низкую специализацию и продуктивность. Косвенные эффекты — низкие доходы на местах и несложная корзина потребления.
Но цифровизация и, возникшие вследствие цифровые платформы кардинально переломили ситуацию. Они радикально снизили трансакционные издержки для казахстанцев:
- Измерение. Автоматический поиск всей информации о ценах, продуктах и услугах, поставщиках и их условиях, репутации по всей стране. Системы фильтров позволяют быстро адаптировать запросы под себя. Сегодня уже не нужно ограничиваться своим городом и тратить целый день на покупки.
- Переговоры. На ряде платформ имеется возможность моментально заключить стандартизированный обезличенный контракт, с заданными параметрами (цена, сроки, поставщики и условия). В некоторых из них, при достаточно стандартной услуге (например, такси), автоматически подбирается и цена, и поставщик.
- Правоприменение. Суперплатформы могут гарантировать выполнение договоренностей в полной форме. Поставщики уверены в платежеспособности клиента (проверка карты и снятие средств онлайн), последний уверен в надежности поставщиков (отбираются платформой). Система рейтингов и отзывов позволяет «наказать» недобросовестные стороны через влияние на будущие сделки. Но более серьёзным наказанием, гораздо хуже судебных решений, служит исключение из платформы.
Кроме того, цифровые платформы, через обезличенные трансакции, унифицируют разношерстную страну в единые эффективные рынки, позволяя конкурировать поставщикам из разных регионов. Сидя в Алматы, покупатель может заказать товар у продавца в Костанайской или Туркестанской области, не заботясь о его национальности, религии или языке общения. Это позволяет:
- устанавливать твердые цены по всей стране, причём ближе к минимальному порогу;
- запустить рыночную мотивацию, взращивая эффективные предприятия снизу;
- обеспечивать участникам заказ в объёмах, которые они раньше не могли себе позволить в условиях своего населённого пункта.
Важность и глубина этих процессов не до конца осознается, в особенности государственными органами. В последние годы их интерес к цифровым платформам стремительно усиливался. Выпускались разные нормативно-правовые акты, которые, например, одним взмахом пера выключали миллионы людей из формальной экономики. Часто эти инициативы идут вразрез со стратегическими задачами, поставленными Президентом, вроде повышения доходов населения и развития малого и среднего бизнеса.
Отрасли пытаются регулировать как стандартные зрелые рынки. Специфичность активов цифровых платформ вовсе игнорируется – а это основной концепт для политики в области конкуренции в рамках институциональной экономики. Подробно о нём писал О. Уильямсон (лауреат Нобелевской премии по экономике 2009 года).
Например, широкая клиентская база. Благодаря большой аудитории, которая пишет отзывы и выставляет оценки (измерение), возможно формирование системы рейтингов (правоприменение). Без аудитории не будет хватать информации, а поставщики не будут бояться плохих отзывов и потери доступа к платформе. Перекочевать в другие экосистемы можно без существенных потерь, а значит падает общее качество и эффективность.
Другой пример специфичного актива — специализированный человеческий капитал. Создание таких сервисов требует эффективной кооперации множества талантов и поддержание особой корпоративной культуры. Потеря ключевых людей и команд с уникальными знаниями сильно влияет на эффективность. В условиях слабых институтов, особенно с низкой защитой прав на интеллектуальную собственность, это вынуждает организации постоянно и чрезмерно инвестировать в защиту экосистемы и дальнейший рост. Поэтому в цифровых платформах любой страны, развитой или развивающейся, доминируют гиганты.
Цифровые платформы уже стали «экзоскелетом» нашей экономики, особенно в крупных городах. Благодаря ему, в Казахстане становятся возможными большое количество трансакций, причём без нужной институциональной среды в виде качественных судов. У стран Запада такие условия стали возможными спустя несколько столетий строительства институтов, с войнами, революциями и политическими процессами. Благо в 21-веке для МСБ появились более быстрые и менее болезненные пути. Главное — «не стрелять самим себе в ногу».
Куаныш ЖАИКОВ, CEO Desht ITG
Нурлан МУРАТБЕК, аналитик Desht ITG
